Домой Персонал Ночь после выпуска. Повести

Ночь после выпуска. Повести

Разделы: Литература

  • привить интерес к творчеству писателя, выработать
  • навыки анализа художественного произведения, умение
  • делать выводы и обобщения; раскрыть внутренний мир
  • юных героев повести, воспитать нравственные качества
  • (доброта, порядочность, забота о коллективе).
  • частично-поисковый,
  • беседа.

ОБОРУДОВАНИЕ:

  • портрет писателя,
  • сборники его произведений,
  • иллюстрации к повести.

"В НРАВСТВЕННОСТИ НАШЕ

БУДУЩЕЕ."

В.Ф.Тендряков

Х О Д УРОКА

I. Вступительное слово учителя.

Сегодня проблема нравственности является ведущей темой нашей литературы. Многие писатели, ставя своих героев перед проблемой нравственного выбора, “дают кардиограмму души, высвечивают жизнь сердца и разума в их столкновениях, в борении, жизненных испытаниях” (Н.Воробьева). Одним из таких писателей является Владимир Федорович Тендряков.

1. Жизненный и творческий путь В.Ф.Тендрякова. (Сообщение ученика.)

В.Ф.Тендряков родился в 1923 году в деревне Макаровка на Вологодчине в семье сельского служащего. После окончания средней школы ушел на фронт, служил радистом стрелкового полка, получил тяжелое ранение в боях за Харьков и был демобилизован. Потом учительствовал в сельской школе Кировской области, был секретарем райкома комсомола.

Первой мирной осенью, в 1945 году, приехал в Москву. Учился в институте кинематографии, намереваясь стать художником кино, но через год перешел в Литературный институт имени М.Горького, который окончил в 1951 году. Здесь он работал упорно и много, поражая своих товарищей по институту необыкновенным трудолюбием, был корреспондентом журнала “Огонек”.

В 1948 году в альманахе “Молодая гвардия” опубликовал свой первый рассказ “Дело моего взвода”, в основу которого положены события Великой Отечественной войны.

В ранней прозе В.Тендрякова были публично обнажены серьезные противоречия колхозной жизни тех лет.

В своих произведениях писатель обращается к истории нравственного перерождения человека, корыстно использующего свое положение в обществе (повесть “Падение Ивана Чупрова”, 1953 год), к утрате высоких нравственных ориентиров (роман “Тугой узел”, 1956 год), к психологии морального и социального перерождения (повесть “Кончина”, 1968 год).

Воспитание высокой души – одна из областей его неустанных художественных забот. Писатель нередко обращается к школе, его интересует духовный мир подростков.

Сегодня мы обратимся к повести Владимира Тендрякова “Ночь после выпуска”, вызвавшей после выхода в 1974 году яростные споры в критике и среди читателей, споры, которые не затухают и сейчас. Это произведение не оставляет никого равнодушным, оно волнует всех.

Итак, тема нашего урока: “Нравственный мир современника…”

Что вы понимаете под словом “нравственность”?

(Ответы: нравственность – это нормы поведения; это регуляция действий человека в обществе с помощью норм; “нравственный мир” - это соблюдающий требования нравственности человек.)

Да, вы правильно понимаете значение этого выражения. Нравственность – это правила, определяющие наше поведение.

Где и когда происходит действие повести?

(Ответы: действие в повести “Ночь после выпуска” происходит в далеком сибирском городе, в школе идет выпускной вечер, директор произносит торжественную речь, ответную речь держит лучшая ученица школы Юля Студенцева; всюду “…звон стаканов, смех, счастливые лица…”)

Как построена повесть?

(Ответы: Действие развивается по двум непересекающимся параллелям: после вечера в школе остаются учителя, их 6 человек, а в парке, на краю обрыва, - их недавние воспитанники, их тоже шесть. Учителя ведут своеобразный диспут о недостатках школьного образования, который сменяется разговором на речном откосе; и снова учителя, и вновь – береговой откос).

Ночь после выпуска стала серьезным испытанием не только для учеников, но и для учителей. Поговорим сначала о выпускниках.

Куда отправились 6 выпускников после вечера?

(Ответы: трое юношей и три девушки отправляются на “свежий воздух, чтобы обрести свободу”, к обелиску, расположенному на речном откосе.)

Охарактеризуйте каждого из них.

  1. Юля Студенцева- лучшая ученица, гордость школы, “украсит любой институт”.
  2. Генка Голиков- городская знаменитость, рост 190 см, самбист.
  3. Сократ Онучин – стильный, гитарист, непревзойденный исполнитель песен Высоцкого.
  4. Игорь Проухов – друг Генки, художник.
  5. Натка Быстрова – красивая девушка.
  6. Вера Жерих – подруга Натки, “компанейская девка”.

Что же произошло ночью после выпускного вечера?

(Ответ: ссора ребят).

С чего началась страшная ссора ребят? Что стало её причиной?

(Ответы: ссора началась с разговора о том, что скоро ребята “разлетятся”, а знают ли они друг друга “до донышка”. Чтобы перед “расставанием” не осталось ничего скрытого, было предложено всем высказаться о каждом из присутствующих откровенно, глядя в глаза друг другу. “Давайте скажем правду, что мы о каждом из нас думаем!- сказала Натка Студенцева.)

Кто первый из уст своих друзей решил узнать правду о себе?

(Ответы: Генка Голиков – самбист, потому что он нисколько не сомневался в себе: в школе его все любили, перед друзьями он был свят и чист; это защитник слабых и обиженных; “он сам поставил себя против всех – им осуждать, ему – оправдываться”)

Что же услышал Генка вместо ожидаемой похвалы?

(Ответы: он услышал обвинения в свой адрес.

Вера говорит: “Ты счастливый, но черствый”; однажды она вывихнула ногу, а Генка не пришел ее навестить: “Умри я – слезу не выронишь”. Когда Сократ ушел из дома, то пошел ночевать не к Генке, а к Игорю, хотя у того своя комната, диван свободный. А почему? Да потому, что “нечесаного, немытого” Сократа трудно представить гостем Генки.

Юля сказала, что все хорошие поступки Генка делает для самого себя, так как любит всем нравиться, о других забывает. “Ты светлячок: красиво горишь, а греть не греешь”.

Игорь говорит о том, что ходили всегда вместе с Генкой в обнимку, а на комитете комсомола за его спиной Генка выступил против того, чтобы послать картины Игоря в Москву, мол “нож за пазухой держал”, “продал” Игоря.

Натка говорит, что Генка чистый, стерильный, что его все видят снаружи, а внутрь не залезают, обливают растворчиком, а он упирается, так что жалко на него смотреть.)

Как видим, поначалу все воспринимается ребятами почти как веселая игра, шутка. Но вскоре дело обретает нешуточное содержание. В хороших ребятах открывается жестокость, способность больно ранить друг друга.

Откуда она, эта жестокость, в юных сердцах?! Как же случилось, что эти чистые и возвышенные юноши и девушки чуть не стали соучастниками Яшки Топора, который замыслил расправу над Генкой?

(Ответы: наверное, от того, что каждый “думает только о себе… и ни в грош не ставит достоинство другого. Вот и доигрались…” - говорит Юля)

Кто из шестерки ребят хочет предупредить Генку о готовящемся на него покушении?

(Ответы: Юля хочет пойти к нему, когда все другие отказались. А потом и Натка, которую Генка оскорбил больше всех и которая категорически заставляла всех не идти к нему с предупреждением. Она решилась: “Я пойду…”)

Учитель: В.Тендряков устраивает своим героям проверку на их человеческую подлинность. Путь к истине и добру протекает у писателя, как всегда, драматически, через нравственный кризис. Мы видим, какой страшной бедой может обернуться нравственная глухота. Героев потрясает подлость их одноклассника, когда в ответ он цинично обнажает самое сокровенное.

Осуждаете ли вы Генку?

(Ответы: нет, так как ребята сами убили в нем все человеческое, его веру в себя. Он с мольбой смотрел на каждого из них, а они беспощадно раздевали его ради “правды до донышка”)

Да, верно, и на этом донышке не оказалось самого главного – доброты, милосердия.

А теперь посмотрим, что происходит в школьной учительской.

О чем спорят учителя?

(Ответы: они обсуждают выступление Юли Студенцевой, говорят о ее поведении и о других школьных проблемах. Учителя винят себя, что не так учили, что их за труды “очередной раз умыли”, а наказать они уже не могут. Выступление Юли – плевок в сторону школы.)

Учителя винят себя. Но только ли в них дело? Вспомните ночной пейзаж в четвертой главке, тот фон, на котором развернулись едва ли не ставшие трагическими события.

Чтение отрывка от слов “Мир за гребнем берега утопал в первобытной непотревоженной тьме…” до слов “…огни, огни, огни, целая звездная галактика”.

Что скрывается за этим пейзажем?

(Ответы: пейзаж, в какой-то мере, является моделью душ ребят. Они прекрасно разбираются в элементарных частицах, в сложных устройствах, но совершенно не знают элементарных правил поведения, непросвещенны в области человеческих отношений.)

Да, школа дала ребятам знания, но не воспитала чувства, не научила их любви и добру, состраданию и милосердию.

В этой повести, кроме двух шестерок, есть еще, я бы сказала, один герой. Как вы думаете, кто это или что это?

(Ответы: может быть, это обелиск в парке с именами погибших; он воздвигнут в память тех, кто ушел из этого городка на войну и не вернулся).

Где он находится и что символизирует?

(Ответы: обелиск находится в центре городского сквера, на границе двух миров – “обжитого и необжитого, света и тьмы”. Он как рубеж между светом и тьмой в человеческих душах. Никто так и не дочитал до конца имена погибших. Они жизнь отдали, чтобы нынешние могли учиться, любить, жить. А вместо жизни и любви шестеро ребят чуть было не пали до человеконенавистничества.)

Как видим, социальное беспамятство могло обернуться преступлением. А ведь человек с отключенным прошлым опасен и для других, и для себя.

Итак, ночь после выпуска кончилась. Расходятся по домам учителя и ученики. Одни скоро опять войдут в классы. Другие отправятся, как вы, в новую самостоятельную жизнь.

Что же возьмете вы с собой в эту непростую жизнь? Чему учит нас эта повесть?

(Ответы: повесть учит нас, как жить, какие решения принимать в экстремальных ситуациях, до чего может довести эгоизм; повесть учит быть нас добрыми, чуткими, разбираться в людях, различать добро и зло, правду и ложь, верность и предательство; автор заканчивает повесть словами Игоря: “Мы научимся жить…”)

Да, действительно, это слова надежды. Ночь после выпуска для героев не пройдет бесследно. Каждый из них пережил нравственное потрясение. И мы вместе с героями тоже задумаемся о сущности человеческой души, о самих себе, о друзьях и о коллективе, в котором учимся и живем.

Вам придется жить среди людей. А это значит, надо их понимать, разделять с ними их участь, уметь находить общий язык, угадывать их состояние. И мне хочется закончить урок словами из стихотворения поэта Расула Гамзатова “Берегите друзей” (читает ученик):

Знай, мой друг, вражде и дружбе цену
И судом поспешным не греши.
Гнев на друга, может быть, мгновенный,
Изливать покуда не спеши.

Может, друг твой сам поторопился
И тебя обидел невзначай,
Провинился друг и повинился-
Ты ему греха не поминай…

Люди, я прошу вас, ради бога,
Не стесняйтесь доброты своей.
На земле друзей не так уж много,
Опасайтесь потерять друзей.

III. Домашнее задание: написать сочинение-эссе на тему “Мои размышления после прочтения повести “Ночь после выпуска”.

Владимир Фёдорович Тендряков
(1923-1984)
НОЧЬ ПОСЛЕ ВЫПУСКА
Повесть
1
Как и положено, выпускной вечер открывали торжественными речами.
В спортзале, этажом ниже, слышно было - двигали столы, шли последние приготовления к банкету.
И бывшие десятиклассники выглядели сейчас уже не по-школьному: девчата в модных платьях, подчеркивающих зрелые рельефы, парни до неприличия отутюженные, в ослепительных сорочках, при галстуках, скованные своей внезапной взрослостью. Все они, похоже, стеснялись самих себя - именинники на своих именинах всегда гости больше других гостей.
Директор школы Иван Игнатьевич, величественный мужчина с борцовскими плечами, произнес прочувствованную речь: "Перед вами тысячи дорог..." Дорог тысячи, и все открыты, но, должно быть, не для всех одинаково. Иван Игнатьевич привычно выстроил выпускников в очередь соответственно их прежним успехам в школе. Первой шла та, что ни с кем не сравнима, та, что все десять лет оставляла других за своей спиной,- Юлечка Студёнцева. "Украсит любой институт страны..." Следом за ней была двинута тесная когорта "несомненно способных", каждый член ее поименован, каждому воздано по заслугам. Генка Голиков был назван среди них. Затем отмечены вниманием, но не превознесены "своеобразные натуры" - характеристика, сама по себе грешащая неопределенностью,- Игорь Проухов и другие. Кто именно "другие", директор не счел нужным углубляться. И уже последними - все прочно, безымянные, "которым школа желает всяческих успехов". И Натка Быстрова, и Вера Жерих, и Сократ Онучин оказались в числе них.
Юлечке Студёнцевой, возглавлявшей очередь к заветным дорогам, надлежало выступить с ответной речью. Кто, как не она, должна поблагодарить свою школу - за полученные знания (начиная с азбуки), за десятилетнюю опеку, за обретенную родственность, которую невольно унесет каждый.
И она вышла к столу президиума - невысокая, в белом платье с кисейными плечиками, с белыми бантами в косичках крендельками, девочка-подросток, никак не выпускница, на точеном личике привычное выражение суровой озабоченности, слишком суровой даже для взрослого. И взведенно-прямая, решительная, и в посадке головы сдержанная горделивость.
- Мне предложили выступить от лица всего класса, я хочу говорить от себя. Только от себя!
Это заявление, произнесенное с безапелляционностью никогда и ни в чем не ошибающейся первой ученицы, не вызвало возражений, никого не насторожило. Директор заулыбался, закивал и поерзал на стуле, удобнее устраиваясь. Что могла сказать, кроме благодарности, она, слышавшая в школе только хвалу, только восторженные междометия в свой адрес. Потому лица ее товарищей по классу выражали дежурное терпеливое внимание.
- Люблю ли я школу? - Голос звенящий, взволнованный.- Да, люблю! Очень!.. Как волчонок свою нору... И вот нужно вылезать из своей норы. И оказывается - сразу тысячи дорог!.. Тысячи!..
И по актовому залу пробежал шорох.
- По какой мне идти? Давно задавала себе этот вопрос, но отмахивалась, пряталась от него. Теперь все - прятаться нельзя. Надо идти, а не могу, не знаю... Школа заставляла меня знать все, кроме одного - что мне нравится, что я люблю. Мне что-то нравилось, а что-то не нравилось. А раз не нравится, то и дается трудней, значит, этому ненравящемуся и отдавай больше сил, иначе не получишь пятерку. Школа требовала пятерок, я слушалась и... и не смела сильно любить... Теперь вот оглянулась, и оказалось - ничего не люблю. Ничего, кроме мамы, папы и... школы. И тысячи дорог - и все одинаковы, все безразличны... Не думайте, что я счастливая. Мне страшно. Очень!
Юлечка постояла, глядя птичьими тревожными глазами в молчащий зал. Было слышно, как внизу передвигают столы для банкета.
- У меня все,- объявила она и мелкими дергающимися шажочками двинулась к своему месту.
2
Года два назад был спущен запрет - в средних школах на выпускных вечерах нельзя выставлять на столы вино.
Этот запрет возмутил завуча школы Ольгу Олеговну: "Твердим: выпускной вечер - порог в зрелость, первые часы самостоятельности. И в то же время опекаем ребят, как маленьких. Наверняка они это воспримут как оскорбление, наверняка принесут с собой тайком или открыто вино, а в знак протеста, не исключено, кой-чего и покрепче".
Ольгу Олеговну в школе за глаза звали Вещим Олегом: "Вещий Олег сказал... Вещий Олег потребовал..." - всегда в мужском роде. И всегда директор Иван Игнатьевич уступал перед ее напористостью. Ольге Олеговне нынче удалось убедить членов родительского комитета - бутылки сухого вина и сладкого кагора стояли на банкетных столах, вызывая огорченные вздохи директора, предчувствовавшего неприятные разговоры в гороно.
Но букетов с цветами все-таки стояло больше, чем бутылок: прощальный вечер должен быть красив и благопристоен, вселять веселье, однако в границах дозволенного.
Словно и не было странного выступления Юлечки Студёнцевой. Подымались тосты за школу, за здоровье учителей, звон стаканов, смех, перекатные разговоры, счастливые, раскрасневшиеся лица - празднично. Не первый выпускной вечер в школе, и этот начинался как всегда.
И только, словно сквознячок в теплой комнате, среди разгоревшегося веселья - охолаживаю-щая настороженность. Директор Иван Игнатьевич несколько рассеян, Ольга Олеговна замкнуто-молчалива, а остальные учителя бросают на них пытливые взгляды. И Юлечка Студёнцева сидела за столом потупившись, связанно. К ней время от времени подбегал кто-нибудь из ребят, чокался, перекидывался парой слов - выражал свою солидарность - и убегал.
Как всегда, чинное застолье быстро сломалось. Бывшие десятиклассники, кто оставив свой стул, кто вместе со стулом, передвигались к учителям.
Самая большая, самая шумная и тесная компания образовалась вокруг Инны Семеновны, учительницы начальной школы, которая десять лет назад встретила всех этих ребят на пороге школы, рассадила по партам, заставила раскрыть буквари.
Нина Семеновна крутилась среди своих бывших учеников и только сдавленно выкрикивала:
- Наточка! Вера! Да господи!
И платочком осторожно утирала слезы под крашеными ресницами.
- Господи! Какие вы у меня большие!
Натка Быстрова была на полголовы выше Нины Семеновны, да и Вера Жерих тоже, похоже, перегнала ростом.
- Вы для нас самая, самая старая учительница, Нина Семеновна!
"Старой учительнице" едва за тридцать, белолица, белокура, подобранно-стройна. Тот первый, десятилетней давности урок нынешних выпускников был и ее самым первым самостоятельным уроком.
- Такие большие у меня ученицы! Я действительно старая...
Нина Семеновна утирала платочком слезы, а девчонки лезли обниматься и тоже плакали - от радости.
- Нина Семеновна, давайте выпьем на брудершафт! Чтоб на ты,предложила Натка Быстрова.
И они рука за руку выпили, обнялись, расцеловались.
- Нина, ты... ты славная! Очень! Мы все время тебя помнили!
- Наточка, а какая ты стала - глаз не отвести. Была, право, гадким утеночком, разве можно догадаться, что вырастешь такой красавицей... А Юлечка... Где Юлечка? Почему ее нет?
- Юлька! Эй! Сюда!
- Да, да, Юлечка... Ты не знаешь, как часто я о тебе думала. Ты самая удивительная ученица, какие у меня были...
Возле долговязого физика Павла Павловича Решникова и математика Иннокентия Сергеевича с лицом, стянутым на одну сторону страшным шрамом, собрались серьезные ребята. Целоваться, обниматься, восторженно изливать чувства они считают ниже своего достоинства. Разговор здесь сдержанный, без сантиментов.
- В физике произошли подряд две революции - теория относительности и квантовая механика. Третья наверняка будет не скоро. Есть ли смысл теперь отдавать свою жизнь физике, Павел Павлович?
- Ошибаешься, дружочек: революция продолжается. Да! Сегодня она лишь перекинулась на другой континент - астрономию. Астрофизики что ни год делают сногсшибательные открытия. Завтра физика вспыхнет в другом месте, скажем в кристаллографии...
Генка Голиков, парадно-нарядный, перекинув ногу за ногу, с важной степенностью рассуждает - преисполнен уважения к самому себе и к своим собеседникам.
Возле директора Ивана Игнатьевича и завуча Ольги Олеговны толкучка. Там разоряется Вася Гребенников, низкорослый паренек, картинно наряженный в черный костюм, галстук с разводами, лакированные туфли. Он, как всегда, переполнен принципами - лучший активист в классе, ратоборец за дисциплину и порядок. И сейчас Вася Гребенников защищает честь школы, поставленную под сомнение Юлечкой Студёнцевой:
- Наша альма матер! Даже она, Юлька, как бы ни заносилась, а не выкинет... Нет! Не выкинет из памяти школу!
Против негодующего Васи - ухмыляющийся Игорь Проухов. Этот даже одет небрежно - рубашка не первой свежести и мятые брюки, щеки и подбородок в темной юношеской заросли, не тронутой бритвой.
- Перед своим высоким начальством я скажу...
- Бывшим начальством,- с осторожной улыбкой поправляет его Ольга Олеговна.
- Да, бывшим начальством, но по-прежнему уважаемым... Трепетно уважаемым! Я скажу: Юлька права, как никогда! Мы хотели наслаждаться синим небом, а нас заставляли глядеть на черную доску. Мы задумывались над смыслом жизни, а нас неволили - думай над равнобедрен-ными треугольниками. Нам нравилось слушать Владимира Высоцкого, а нас заставляли заучивать ветхозаветное: "Мой дядя самых честных правил..." Нас превозносили за послушание и наказыва-ли за непокорность. Тебе, друг Вася, это нравилось, а мне нет! Я из тех, кто ненавидит ошейник с веревочкой...
Игорь Проухов в докладе директора отнесен был в самобытные натуры, он лучший в школе художник и признанный философ. Он упивается своей обличительной речью. Ни Ольга Олеговна, ни директор Иван Игнатьевич не возражают ему - снисходительно улыбаются. И переглядываются.
Своего собеседника нашел даже самый молодой из учителей, преподаватель географии Евгений Викторович - над безмятежно чистым лбом несолидный коровий зализ, убийственно для авторитета розовощек. Перед ним Сократ Онучин:
- Мы теперь имеем равные гражданские права, а потому разрешите стрельнуть у вас сигарету.
- Я не курю, Онучин.
- Напрасно. Зачем отказывать себе в мелких житейских наслаждениях. Я лично курю с пятого класса. Нелегально, разумеется,- до сегодняшнего дня.
И только преподавательница литературы Зоя Владимировна сидела одиноко за столом. Она была старейшая учительница в школе, никто из педагогов не проработал больше - сорок лет с гаком! Она встала перед партами еще тогда, когда школы делились на полные и неполные, когда двойки назывались неудами, а плакаты призывали граждан молодой Советской страны ликвиди-ровать кулачество как класс. С тех лет и через всю жизнь она пронесла жесткую требовательность к порядку и привычку наряжаться в темный костюм полумужского покроя. Сейчас справа и слева от нее стояли пустые стулья, никто не подходил к ней. Прямая спина, вытянутая тощая старуше-чья шея, седые до тусклого алюминиевого отлива волосы и блекло-желтое, напоминающее увядший цветок луговой купальницы лицо.
Заиграла радиола, и все зашевелились, тесные кучки распались, казалось, в зале сразу стало вдвое больше народу.
Вино выпито, бутерброды съедены, танцы начали повторяться. Вася Гребенников показал свои фокусы с часами, которые прятал под опрокинутую тарелку и вежливо доставал из кармана директора. Вася делал эти фокусы с торжественной физиономией, но все давно их знали - ни одно выступление самодеятельности не проходило без пропавших у всех на глазах часов.
Дошло дело до фокусов - значит, от школьного вечера ждать больше нечего. Ребята и девчата сбивались по углам, шушукались голова к голове.
Игорь Проухов отыскал Сократа Онучина:
- Старик, не пора ли нам вырваться на свежий воздух, обрести полную свободу?
- Мы мыслим в одном плане, фратер. Генка идет?
- И Генка, и Натка, и Вера Жерих... Где твои гусли, бард?
- Гусли здесь, а ты приготовил пушечное ядро?
- Предлагаю захватить Юльку. Как-никак она сегодня встряхнула основы.
- У меня лично возражений нет, фратер.
Учителя один за другим потянулись к выходу.
3
Большинство учителей разошлись по домам, задержались только шесть человек.
Учительская щедро залита электрическим светом. За распахнутыми окнами по-летнему запоздало назревала ночь. Влипались городские запахи остывающего асфальта, бензинового перегара, тополиной свежести, едва уловимой,- жалкий, стертый след минувшей весны.
Снизу все еще доносились звуки танцев.
Ольга Олеговна имела в учительской свое насиженное место - маленький столик в дальнем углу. Между собой учителя называли это место прокурорским. Во время педсоветов отсюда часто произносились обвинения, а порой и решительные приговоры.
Физик Решников с Иннокентием Сергеевичем пристроились у открытого окна и сразу же закурили. Нина Семеновна опустилась на стул у самой двери. Она здесь гостья - в другом конце школы есть другая учительская, поменьше, поскромней, для учителей начальных классов, там свой завуч, свои порядки, только директор один, все тот же Иван Игнатьевич. Сам Иван Игнатьевич не сел, а с насупленно-распаренным лицом, покачивая пухлыми борцовскими плечами, стал ходить по учительской, задевая за стулья. Он явно старался показать, что говорить не о чем, что какие бы то ни было прения неуместны время позднее, вечер окончен. Зоя Владимировна уселась за длинный, через всю учительскую стол,- натянуто-прямая, со вскинутой седой головой... снова обособленная. У нее, похоже, врожденный талант - оставаться среди людей одинокой.
С минуту Ольга Олеговна оглядывала всех. Ей давно за сорок, легкая полнота не придает внушительности, наоборот, вызывает впечатление мягкости, податливости - домашняя женщина, любящая уют,- и лицо под неукротимо вьющимися волосами тоже кажется обманчиво мягким, чуть ли не бесхарактерным. Энергия таилась лишь в больших, темных, неувядающе красивых глазах. Да еще голос ее, грудной, сильный, заставлял сразу настораживаться.
- Ну так что скажете о выступлении Студёнцевой? - спросила Ольга Олеговна.
Директор остановился посреди учительской и произнес, должно быть, заранее заготовленную фразу:
- А, собственно, что случилось? На девочку нашла минута растерянности, вполне, кстати, оправданная, и она высказала это в несколько повышенном тоне.
- За наши труды нас очередной раз умыли,- сухо вставила Зоя Владимировна.
Ольга Олеговна задержалась на увядшем лице Зои Владимировны долгим взглядом. Они не любили друг друга и скрывали это даже от самих себя. И сейчас Ольга Олеговна, пропустив замечание Зои Владимировны, спросила почти с кротостью:
- Значит, вы думаете, что ничего особенного не произошло?
- Если считать, что черная неблагодарность - ничего особого,- съязвила Зоя Владимировна и с досадой хлопнула сухонькой невесомой ладошкой по столу.- И самое обидное - одернуть, наказать мы уже не можем. Теперь эта Студёнцева вне нашей досягаемости!
От этих слов вспыхнула Нина Семеновна, густо, до слез в глазах:
- Одернуть? Наказать?! Не понимаю! Я... Я не встречала таких детей... Таких чутких и отзывчивых, какой была Юлечка Студёнцева. Через нее... Да, главным образом через нее я, молодая, глупая, неумелая, поверила в себя: могу учить, могу добиваться успехов!
- А мне кажется, произошло нечто особенное,- чуть возвысила голос Ольга Олеговна.
Директор Иван Игнатьевич пожал плечами.
- Юлия Студёнцева - наша гордость, человек, в котором воплотились все наши замыслы. Наш многолетний труд говорит против нас! Разве это не повод для тревоги?
Громоздящиеся над темными глазами волосы, бледное лицо - Ольга Олеговна из своего угла требовательно разглядывала разбросанных по светлой учительской учителей.
4
Припасена большая круглая бутылка "гамзы" в пластиковой плетенке "пушечное ядро". Сократ Онучин прихватил свою гитару. Трое парней и три девушки из десятого "А" решили провести ночь под открытым небом.
Самым видным в этой группе был Генка Голиков. Генка - городская знаменитость, открытое лицо, светлоглаз, светловолос, рост сто девяносто, плечист, мускулист. В городской секции самбо он бросал через голову взрослых парней из комбината - бог мальчишек, гроза шпанистой ребятни из пригородного поселка Индии.
Это экзотическое название произошло от весьма обыденных слов "индивидуальное строительство", сокращенно "инд-строй". Когда-то, еще при закладке комбината, из-за острой нехватки жилья было принято решение поощрять частную застройку. Выделили место - в стороне от города, за безымянным оврагом. И пошли там лепиться дома - то тяп-ляп на скорую руку, сколоченные из горбыля, крытые толем, то хозяйски-добротные, под железом, с застеклен-ными террасками, со службами. Давно вырос город, немало жителей Индии переселилось в пятиэтажные, с газом, с канализацией здания, но Индия не пустела и не собиралась вымирать. В ней появлялись новые жители. Индия пристанище перекати-поля. В Индии свои порядки и свои законы, приводящие порой в отчаянье милицию.
Недавно там объявился некий Яшка Топор. Ходил слух - оп отсидел срок "за мокрое". Яшке подчинялась вся Индия, Яшку боялся город. Генка Голиков недавно схлестнулся с ним. Яшка был красиво брошен на асфальт на глазах его оробевших "шестерят", однако поднялся и сказал: "Ну, красавчик, живи да помни - Топор по мелочи не рубит!" Пусть помнит сам Яшка, обходит стороной. Генка - слава города, защитник слабых и обиженных.
Игорь Проухов - лучший друг Генки. И, наверное, достойный друг, так как сам по-своему знаменит. Жители города больше знают не его самого, а рабочие штаны, в которых Игорь ходит писать этюды. Штаны из простой парусины, но Игорь уже не один год вытирает о них свои кисти и мастихин, а потому штаны цветут немыслимыми цветами. Игорь гордится ими, называет: "Мой поп-арт!"
Картины Игоря пока нигде не выставлялись, кроме школы, зато в школе они вызывали кипучие скандалы, порой даже драки. Для одних ребят Игорь гений, для других ничтожество. Впрочем, подавляющее большинство не сомневалось - гений! На картинах Игоря деревья сладко-розовые, а закаты ядовито-зеленые, лица людей безглазые, а цветы реснично-глазастые.
И еще славен Игорь Проухов в школе тем, что может легко доказать: счастье - это наказание, а горе - благо, ложь правдива, а черное - это белое. Никогда не угадаешь, что загнет в следующую минуту. Потрясающе!
Натка Быстрова... Уже на улицах встречные мужчины оглядываются ей вслед с ошалевшими лицами: "Ну и ну!" Лицо с чеканными бровями, текучая шея, покатые плечи, походка с напором, грудью вперед - посторонись!
Еще недавно Натка была обычной долговязой, угловатой, веселой, беспечно пренебрегающей науками девчонкой. Всем известно, что Генка Голиков вздыхает по ней. А вздыхает ли по Генке Натка - этого никто не разберет. Сам Генка тоже.
Вера Жерих, Наткина подруга, рыхловато-широкая, вальяжная, лицо крупное, мягкое, румяное. Она не умеет ни петь, ни плясать, ни горячо спорить на высокие темы, но всегда готова всплакнуть над чужой бедой, помирить поссорившихся, похлопотать за провинившегося. И ни одна вечеринка не обходится без нее. "Компанейская девка" - в устах Сократа Онучина это высшая похвала.
О себе же Сократ говорил: "Мама сделала меня смешным по обличью и по вывеске - папину фамилию окрутила с древнегреческим женихом. Уникальный гибрид - антик с алкашом. Чтоб, глядя на меня, люди не лопались от смеха, я обязан быть стильным". А потому Сократ, несмотря на школьные запреты, умудрился отрастить до плеч волосы, принципиально их не расчесывал, носил на немытой шее девичью цветную косынку, на груди - амулет, камень с дыркой на цепочке, куриный бог. И никогда не стиранные, донельзя узкие, с рваной бахромой внизу джинсы. И гитара через плечо. И суетливо вертляв - лицо из острых углов, серое, гримасничающее, с веселыми, без ресниц глазками. Непревзойденный исполнитель песен Высоцкого.
Генка считается врагом Индии, Сократа принимают там как друга - всем одинаково поет его гитара. Всем, кто хочет слушать. Даже Яшке Топору...
Шестой была Юлечка Студёнцева.
Сократ кривлялся, выдавал под гитару о жирафе в "желтой жаркой Африке", влюбившемся в антилопу:
Поднялся тут галдеж и лай,
И только старый попугай
Кр-р-рык-нул из ветвей:
"Жыр-раф-ф бал-шой,
Яму вид-ней!.."
Юлечка, держась за руки с Наткой и Верой, несла суровое каменное личико.
Город внезапно заканчивался обрывом, падающим к реке. Здесь самое высокое место. Здесь, над обрывом, разбит скверик. В центре его вздымался вровень с молодыми липками обелиск с мраморной доской, повернутой к городу. Доска была густо покрыта фамилиями погибших воинов:
АРТЮХОВ ПАВЕЛ ДМИТРИЕВИЧ - рядовой
БАЗАЕВ БОРИС АНДРЕЕВИЧ - рядовой
БУТЫРИН ВАСИЛИЙ ГЕОРГИЕВИЧ - старший сержант...
И так далее, тесно друг к другу, двумя столбцами.
Нет, воины пали не здесь и не лежали под памятником посреди сквера. Война и близко не подходила к этому городу. Те, чьи имена выбиты на мраморной доске, закопаны безвестно в приволжских степях, на полях Украины, среди болот Белоруссии, в землях Венгрии, Польши, Пруссии, бог знает где. Эти люди здесь когда-то жили, отсюда они ушли на войну, обратно не вернулись. Обелиск на высоком берегу - могила без покойников, каких много по нашей стране.
Мир за гребнем берега утопал в первобытной непотревоженной тьме. Там, за рекой,- болота, перелески, нежилые места, нет даже деревень. Плотная влажная стена ночи не пробивается ни одним огоньком, а напротив нее убегают вдаль сияющие этажи, ровные строчки уличных фонарей, блуждающие красные светляки снующих машин, холодное неоновое полыхание над крышей далекого вокзального здания - огни, огни, огни, целая звездная галактика. Обелиск с именами погибших в дальних краях, схороненных в неведомых могилах, стоит на границе двух миров - обжитого и необжитого, щедрого света и непокоренной тьмы.
Он поставлен давно, этот обелиск, до появления на свет всей честной компании, которая явилась сюда с гитарой и бутылкой "гамзы". Эти парни и девушки видели его еще во младенчестве, они много лет тому назад, едва осилив печатную грамоту, прочитали по складам первые фамилии: "Артюхов Павел Дмитриевич - рядовой, Базаев..." И наверняка тогда им не хватило терпения дочитать длинный список до конца, а потом он примелькался, перестал привлекать внимание, как и сам обелиск. До него ли, когда окружающий мир заполнен куда более интересны-ми вещами: будка "Мороженое", река, где всегда клюют пескари и работает лодочная станция, в конце сквера кинотеатр "Чайка", там за тридцать копеек, пожалуйста, тебе покажут и войну, и выслеживание шпиона, и "Ну, погоди!" с удачливым зайцем обхохочешься. Мир с мороженым, пескарями, лодками, фильмами изменчив, не изменчив в нем лишь обелиск. Быть может, каждый из этих мальчишек и девчонок, чуть повзрослев, случайно натыкаясь взглядом на мраморную доску, задумывался на минуту, что вот какой-то Артюхов, Базаев и остальные с ними погибли на войне... Война - далекое-далекое время, когда их не было на свете. А еще раньше была другая война, гражданская. И революция. А раньше революции правили цари, среди них самым знаменитым был Петр Первый, он тоже вел войны... Последняя война для ребят едва ли не так же старинна, как и все остальные. Если б обелиск вдруг исчез, они сразу бы заметили это, но, когда он незыблемо стоит на своем месте, нет повода его замечать.
Сейчас они пришли к обелиску потому, что здесь, возле него, красиво даже ночью - лежит рассыпанный огнями город внизу, шелестят пронизанные светом липки, и ночь бодряще пахнет рекой. И пусто в этот поздний час, никто не мешает. И есть скамейка, есть тяжелая, круглая, как ядро старинной пушки, бутылка "гамзы". Красное вино в ней при застойно-равнодушном, бесцве-тном свете ртутных фонарей выглядит черным, как сама ночь, напирающая на обрывистый берег.
Бутылка "гамзы" и один на всех стакан.
Сократ передал гитару Вере Жерих, со знанием дела стал откупоривать "пушечное ядро".
- Фратеры! Пьем по очереди кубок мира.
Игорь скромно попросил:
- Если нет возражений, то я...
Возражений быть не могло, обязанность Игоря Проухова, общепризнанного мастера высокого стиля,- провозглашать первый тост.
Сократ, нежно обнимая бутылку, нацедил ночной влагой полный стакан.
- Давай, Цицерон! - подбодрил Генка.
Игорь крепко сбит, кудлат, между разведенных скул - рубленый нос, крутые салазки в темной дымке - зарождающаяся художническая борода, отрастить которую Игорь поклялся еще перед экзаменами. Он поднял стакан, мечтательно нацелился на него носом, минуту-другую выдерживал молчание, чтоб все прониклись моментом, чтоб в ожидании откровения испытали в душе некую священную зябкость.
- Друзья-путники! - с пафосом провозгласил он.- Через что мы сегодня перешагнули? Чего мы добились?..
Сократ Онучин во время паузы успел произвести нехитрый обмен - бутылку Вере, себе гитару. И он в ответ ударил по струнам и заблеял:
- Сво-бода раз! Сво-бо-да два! Сво-о-обо-о-да!
Это Игорю и было надо - точку опоры.
- Этот гейдельбергский человек хочет свободы! - возвестил он.- А может, вы все того же хотите?
- А почему бы и нет,- осторожно улыбаясь, подкинул Генка.
- Для всех свободы или только для себя?
- Не считай нас узурпаторами, мальчик с бородкой.
- Для всех! Сво-боды?! Очнись, толпа! Подлецу свобода - подличай! Убийце свобода - убивай! Для всех!.. Или вы, свободомыслящие олухи, считаете, что человечество сплошь состоит из безобидных овечек?

Если «Весенние перевертыши» — повесть, построен-ная логично и очень ясно — не вызывает каких-либо недоумений, замысел Тендрякова в «Ночи после выпуска» далеко не случайно вызвал большие споры в нашей кри-тике. Этому в немалой степени способствует структура вещи — то, что в ней есть две параллельные повествова-тельные линии.

В «Весенних перевертышах» Тендряков решает ост-рейшие этико-философские проблемы и акцентирует размышления скорее над жизнью, как таковой, чем над теми ее формами, которые рисуются в повести; автор без всякого нажима совмещает эти размышления с лепкой отдельных реалистических характеров. «Ночь после выпуска» посвящена той же этической теме, что и «Перевертыши», и ставится в ней тот же кар-динальный вопрос о добре и зле и большой сложности этих понятий и о смысле подлинной человечности. Но невозможно, думается, игнорировать и то, очевидное на мой взгляд, обстоятельство, что В. Тендряков прибегает здесь к иным художественным принципам реализации своего этико-философского замысла. Упрекать автора «Ночи после выпуска» в том, что характеры здесь недо-статочно раскрыты и нарушено их психологическое прав-доподобие, — бить мимо цели, оставляя без внимания тот факт, что Тендряков и не стремился к полнокровному реалистическому решению образов: его интересовало исключительно исследование определенного явления, а не полнота мотивировок и живопись портретов.

Автор намеренно, а вовсе не в силу какого-то худо-жественного просчета обращается к условности и схеме, намеренно превращает действующих лиц в голоса (или, если угодно, «маски»), лишь бегло набрасывая их психологические портреты. Предельно заостряя проблему, он намеренно приносит в жертву (или, точнее, подчиня-ет) характеры изображаемых людей философским тези-сам.

Шесть выпускников одной школы, отправившись по-сле выпускного вечера в городской сквер на высоком берегу реки, прорезающей город, начинают спор по во-просам житейской этики, вызванной решением ребят сказать друг другу на прощание «всю правду». Взаимное обсуждение, начатое скорее как игра, быстро переходит в острый и беспощадный суд друг над другом, и в част-ности над Генкой Голиковым — красивым, статным и как будто «образцовым» вожаком молодежи.

«Первая ученица» Юля Студенцова, получившая по всем предметам лишь пятерки, но внезапно выступившая на вечере с обвинением школе в том, что она не научила ее жизни; Вера Жёрих, добрая и доброжелательная, но прямолинейная и бестактная; Генка Голиков, убежденный в совершенстве своих поступков и обожании товарищей, — живые и убедительные люди, как, впро-чем, и Сократ Онучин, не расстающийся с гитарой и довольно близко знакомый с преступным миром городка. Говоря о схематизме образов, я не хочу сказать, что столкнувшиеся в очень остром разговоре друг с другом молодые люди «неправдоподобны»: важно понять другое — автор, на мой взгляд, не стремился лепить полно-кровные реалистические характеры. Они скорее намече-ны, чем тщательно обрисованы. Тендряков убеждает чи-тателя в том, что поступки Генки, внезапно раскрываю-щегося перед читателем из суждений, высказанных о нем его товарищами, были не только неблаговидными, но подчас и крайне противоречивыми. Когда всеобщий лю-бимец встает перед нами в реальных пропорциях его да-леко не всегда безупречного поведения, мы верим автору так же точно, как верим ему и в том, что и другие участ-ники добровольного суда в свете высказываний товари-щей предстают далеко не такими, какими казались по-началу. Рисунок автора, таким образом, вполне реали-стичен, но это не традиционный реализм тщательной и всесторонней обрисовки образов, притом именно потому, что все внимание писателя направлено на доказатель-ство через различных героев повести общих положений— зыбкость границ, отделяющих «доброе» от «зло-го», многозначность человеческой личности, безотноси-тельность (для автора) понятия человечности.

Дело не в том, что Юлечка Студенцова оказывается на поверку товарищеского суда не только образцовой ученицей, но и девушкой, склонной к некоторому — пусть неосознанному — ханжеству и излишней самоуверенно-сти, не в том, что Генка сочетает в себе много превос-ходных человеческих качеств с отталкивающими и до-стойными осуждения и т. д., а в том, насколько трудно провести черту под тем, каков тот или другой человек, не проверив его в различных, чаще всего трудных для него обстоятельствах.

Все шестеро приятелей встают друг перед другом в новом для каждого из них свете, когда они узнают друг о друге не только хорошее, но и плохое. Оказав-шись под рентгеновскими лучами взаимной проверки, когда перед ними неожиданное и суровое испытание, одноклассники выдерживают испытание, точно приобретя новую стойкость, а может быть, и жизнеустойчивость. Как должен поступить человек противоречивый и, как показывает автор, глубоко скомпрометированный теми поступками, которые из тайных стали явными, когда он вынужден самой жизнью сделать решительный выбор? Бывшие одноклассники, на время разобщенные взаим-ной проверкой и ее результатами, оказываются в конце концов едиными, когда решается вопрос о жизни и смер-ти одного из шести — Генки. Все бывшие школьники встают на защиту Генки, которому угрожает вполне ре-альная опасность погибнуть от руки бандита.

«Юль-ка... Я чувствовал, чувствовал, ты помнишь?» — пытается Игорь, лучший друг и товарищ Ген-ки по школе, объяснить то страшное, что раскрылось в результате обсуждения поступков Генки.

«Глядя в сторону, Юлечка ответила тихим, усталым голосом: — Не лги... Никто из вас ничего не чувство-вал...».

Но именно в этот момент, когда все точки поставлены над i и все как будто встало на свои очень неприглядные места, рождается противоположное — происходит пере-вертыш. Ната Быстрова, больше всех обвиненная Ген-кой, грубо, жестоко открывшего перед всеми ребятами мучительную страницу ее жизни и поведения, заявляет о своем решении предупредить Генку о грозящей ему опасности.

В повести есть один, на мой взгляд, существенный просчет, нарушающий ее эстетическую стройность. «Игра» шестерых молодых людей, которая стихийно вы-ливается в суд над каждым из шестерых, — в структуре повести одна из двух сюжетных линий. Вторая, с нею в смысловом плане явно связанная, — разговор шести педагогов школы в учительской после окончания выпуск-ного вечера. Здесь разговор «начистоту» тоже переходит в суд — сначала над старой учительницей Зоей Владими-ровной, а затем и над другими представителями педагогического коллектива. Параллелизм подчеркивает наро-читость подобной композиции. Но два суда и два параллельных спора в данном случае размывают цельность философского замысла. Композиция раздваивается: раз-вивая тему «перевертышей», то есть говоря о том, как хорошее зачастую переходит в людях в плохое, как зыб-ки границы между добром и злом, но как в то же время нужна зоркость для борьбы со злом, Тендряков ослаб-ляет силы своей художественной аргументации парал-лельным разговором о советской школе и о воспитании молодежи, о различных методах преподавания в ней раз-личных учителей. Связаны ли эти темы? И да, и нет, поскольку совершенно очевидно (о чем говорилось выше), что Тендряков не стремился раскрывать те или дру-гие причины возникновения зла, а лишь констатирует противоречивость, свойственную людям, и ставит вопрос о том, в чем подлинная человечность, подлинный, а не абстрактный гуманизм.

Сразу же после опубликования в 1974 году новое произведение Тендрякова стали обсуждать в читательской среде. Тема, затронутая в ней, во все времена волновала общество: воспитание чувств подрастающего поколения и роль, отведенная школе в этом воспитании.

Писатель теоретически проверяет героев повествование на человечность. Дорога к правде у Тендрякова терниста, драматична. Персонажи проходят через нравственный кризис, который преодолевается ими самостоятельно.

Сюжет таков: прошел выпускной вечер, отзвучали торжественные речи, в которых

Ребята выразили свое отношение к школе, учителям, к планам в своей будущей жизни. Среди стандартных формулировок неожиданной стала исповедь выпускницы Юлечки Студенцевой, которая призналась, что ее страшит будущее. Дорог много, но ее не влечет ни одна, она бы и дальше училась в школе и возвращалась бы каждый вечер домой к маме и папе.

Закончился банкет, и шестеро бывших школьников решают собраться на свежем воздухе, у реки. Там они затевают откровенный разговор. В учительской также собрались педагоги обсудить выступление Студенцевой. Учителя высказывают полярные мнения: никакой благодарности за наши

Труды; жаль, что одернуть уже не имеем права; вся работа насмарку.

Тем не менее, завуч Ольга Олеговна говорит, что сегодня произошло нечто особенное: одна из лучших учениц школы показала, насколько преподавательский состав не справился со своими задачами, школа обеспечила учеников знаниями, но не научила их любви и добрым поступкам. Некоторые оппоненты с мыслью завуча не соглашаются.

Возникает конфликт между Ольгой Олеговной и пожилой учительницей Зоей Владимировной. Первая обвиняют вторую, что та плодила все годы невежд, потому что вдалбливает им в головы те знания, которые им вряд ли пригодятся в жизни. В конце концов, учителя расходятся, каждый остается при своем мнении. Лишь два бывших фронтовика желают новому поколению счастья и чтобы они не мерзли в окопах, как их отцы и деды.

В компании вчерашних школьников выделяется Генка Голиков – спортсмен и красавец. Рядом с ним его лучший друг – Игорь Проухов – художник в штанах, о которые он вытирает свои кисти. Третий парень – весельчак и гитарист Сократ Онучин. Из девочек самая эффектная – Натка Быстрова, по которой сохнет Генка.

Вторая девушка – Вера Жерих – подружка Натки, прямая ее противоположность: некрасивая, полная, не умеющая ни петь, ни плясать, ни дискутировать. Но она – «компанейская девчонка», и ни одна вечеринка не обходится без нее. Третья девушка – Юля Студенцева – отличница и активистка.

Ребята выпивают вина и кричат здравицы свободе, пьют сначала за нее, а потом за власть. Оказывается, что художник Игорь мечтает повелевать людьми. А Юля предлагает Генке выбрать одну дорогу на двоих, Генка развивает тему и говорит о совместном поступлении в один из столичных вузов. Для всех это является неожиданностью. Генка шутит, Юля всерьез намекает, что Голиков ей не безразличен. Потом девушка просит всех высказаться, что они думает о ней и о каждом присутствующем.

Никто из них не хочет начинать говорить первым, пока Вера не решается высказаться о Генке – сыне директора комбината, который никогда ни в чем не нуждался, а потому вырос бездушным и черствым. Юля поддерживает Веру, но уточняет, что Генка не бездушный, а себялюбивый, «светлячок… красиво горишь, а греть не греешь».

Не щадит Генку и его лучший друг, называет предателем: он припомнил ему выступление на собрании в Доме творчества, где раскритиковал работы Игоря в пух и прах. Добивает Голикова Натка, называя его «маменькиным сынком».

Тогда Генка идет ва-банк: обвиняет Веру в зависти ко всем, кто лучше нее, потом переходит к Юльке, признаваясь, что в классе ее недолюбливали за «правильность» и стремление быть первой, над Игорем издевается в его стремлении стать «Цезарем» и прослыть гениальным. Натке досталось за то, что домогалась его, Генки, хотя считает размазней и трусом.

Натка называет парня подлецом, а тот в гневе покидает компанию. После его ухода Сократ признается, что Генке угрожает бывший зек Яшка Топор, надеясь отомстить за давний конфликт. Между молодыми людьми возникает спор, надо ли теперь предупреждать Голикова об опасности.

Внезапно все пятеро вспоминают, как в разное время Генка им в чем-то помогал: брал вину на себя, заступался. А теперь ему самому нужна помощь…

Закончилась ночь после выпуска: в своей комнате от обиды плачет в подушку Зоя Владимировна, на окраину города к себе домой добирается Нина Семеновна и думает, что ожидает нынешних выпускников в будущем, четверо ее бывших учеников клянутся около школы, что обязательно научатся жить, а Натка у реки ищет своего Генку.

«Ночь после выпуска»

Первая публикация - «Новый мир» –1974.

История создания: Вы, наверное, хорошо помните тезис: «Литература – это отражение …жизни».

Так вот, оказывается, сюжет повести не выдуман, а взят из реальной жизни.

Тендрякову стала известна история о том, как поссорились выпускники ВУЗа, решившись на откровенный, нелицеприятный разговор друг о друге.

“Ночь после выпуска” впервые напечатана в журнале “Новый мир”, №9 за 1974 год.

“Ночь после выпуска” - повесть-диспут, произведение предельной социальной заостренности. В центре нравственного поиска, который ведет автор, вновь оказывается личность, ее формирование и становление, исследование сложных связей человека и общества.

Непосредственным толчком к созданию “Ночи…” явился рассказ о реальной ссоре выпускников, решившихся при окончании ВУЗа на откровенный, нелицеприятный разговор друг о друге. По мнению автора, убедительней было перенести действие повести из ВУЗа в школу.

“Ночь…” для меня началась с выступление Юльки – отличницы, которая на пороге самостоятельной жизни вдруг осознала свою неподготовленность к ней. Ведь перед ней открылась тысяча дорог, какую выбрать, по какому пути пойти?

И вот ребята прощаются с детством, перед ними новая взрослая жизнь. Шесть ребят из 10А решили провести эту ночь вместе. И здесь на берегу реки они решили узнать все друг о друге “до донышка”.

Повесть «Ночь после выпуска» и современные проблемы…

Советский писатель Владимир Тендряков возможно известен не так сильно, как другие писатели, но и в его творчестве есть немало актуального для сегодняшнего дня.

Одна из наших вечных проблем – образование, взаимоотношение подростков и педагогов, выбор профессии, ярко воплотились в повести «Ночь после выпуска».

Сюжет рассказывает о линейке и выпускном в советской школе, знакомит читателя с несколькими ребятами-одноклассниками, каждый из которых очень индивидуален. Здесь и типичная отличница Юлечка, и творческая натура, философ Игорь Проухов, и Ната – самая красивая девочка, объект внимания парней, и Спартак – веселый гитарист. После официальной части ребята собираются своей компанией. Дальше в диалогах героев перед нами разворачивается невероятный внутренний мир переживаний каждого из ребят: какую дорогу выбрать после школы, что является ценным в жизни, кто есть настоящий друг.…

На фоне внутреннего конфликта героев разворачивается и внешний: неожиданно друг для друга каждый из компании видит своего товарища в новом свете, благодаря чьей-то в шутку предложенной идее в последний их вечер перед «большой жизнью» высказать каждому все, что они друг о друге думают.… В итоге разгорается весьма немаленький конфликт. Но все-таки в конце ребята понимают, что не стоило так обижать друг друга, ведь у любого человека есть недостатки.

Словно опомнившись, ребята замечают, что все они друзья, вспоминают, как выручали друг друга, и, что каждом из них больше хорошего, чем плохого, и нужно ценить это хорошее!

Еще одна тема, или проблема, раскрываемая в повести – это образ учителя: какими качествами должен обладать хороший педагог и каким образом, по какой системе, какими способами, должен он обучать. Для этого автор рисует разные типы учителей, показывая, как к ним относятся дети. Так очень подробно описан образ «старейшей учительницы в школе», преподавательницы литературы Зои Владимировны, во время выпускного вечера «сидевшей одиноко за столом». В чем же дело? Почему о педагоге, отдавшем, как кажется самой Зое Владимировне, «все силы для учеников» сами ученики «забывают о ней, не успев переступить порог школы»? Скорее всего, ответ на этот вопрос кроется в самой Зое Владимировне, в том, как она учит. Возможно учителям, которые не могут найти подход ко своим подопечным, стоит пересмотреть некоторые методы воспитания.

Повесть В. Тендрякова "Ночь после выпуска" (1974) вызвала много споров. Она - о воспитании чувств подростков и той роли, какую играет школа в этом сложном процессе. Тендряков любит устраивать своим героям проверку на человеческую подлинность. Путь к истине и добру протекает у него всегда драматически, через нравственный кризис, который человек должен преодолеть сам. В повести "Ночь после выпуска" происходит такая нравственная проверка шести юношей и девушек, только окончивших школу. В ночь после выпуска на речном обрыве собираются шесть выпускников и впервые откровенно говорят о том, что они думают друг о друге, а в учительской в это время ведется дискуссия. Причиной для серьезного разговора тех и других стало выступление лучшей ученицы школы Юлии Студенцевой. "Я хочу говорить не от всех, а от себя! - сказала она. - Люблю ли я школу? Да, люблю! Очень! Как волчонок свою нору… И вот нужно вылезать из своей норы. Теперь все - прятаться нельзя. Надо идти, а я не могу, не знаю… Школа заставляла меня знать все, кроме того, что мне нравится, что я люблю. Теперь оглянулась, и оказалось - ничего не люблю. Не думайте, что я счастливая. Мне страшно. Очень!". Игра в правду, затеянная подростками, вынуждает их пренебречь моральными нормами. Так в структуре маленького коллектива Тендряков обнаруживает свои законы, свои тайные противоречия, и это явление не носит частный характер. Школа дала ребятам знания, но не научила любви и добру.

В учительской по поводу выступления Юли Студенцевой учителя высказывают разные точки зрения: "За наши труды нас очередной раз умыли!", "А самое обидное - одернуть, наказать мы уже не можем!", "Произошло нечто особенное: наш многолетний труд говорит против нас!" В конце концов, учителя подводят итог: "О чем мы сейчас мечтали? Только о том, чтобы лучше готовить учеников? - Нет! Готовить лучших людей! Мечтали усовершенствовать человеческую сущность!".

У учителей много проблем, но они понимают, что государственные структуры не видят этих проблем. Поэтому так естественно и понятно звучат слова одного из учителей: "Нам научить бы самому простому, тому, что повторялось из поколения в поколение, что вошло во все расхожие прописи - вроде: уважай достоинство ближнего, возмущайся насилием. Собственно, научить бы одному: не обижайте друг друга, люди". А дальше между ними происходит такой разговор: "Кто из нас не подлаживается: как все, так и я? Как все - проще жить… - Мы одного не заметили… - Чего же? - На наших глазах родилась сегодня личность. Личность всегда исключительна, нечто противоположное “как все”…". Учителя произносят тосты, и последний тост учителей, прошедших войну: "Выпьем за то, чтобы они не мерзли в окопах!". Выпускники же в ночь после выпуска поняли очень важную для себя вещь: "Мы научимся жить!".

Таким образом, в центре внимания Тендрякова оказываются проблемы воспитания, взаимоотношения в ученическом коллективе, проблема личной ответственности человека не только за свои поступки, но и за поступки других.

Новое на сайте

>

Самое популярное